В тщетных попытках начать уже писать усидчиво и регулярно, я принялась за перевод. Я выбрала роман о китайском переселенце в Таиланд. Это культурный феномен, который меня очень интересует. Автор пишет искренне и со вкусом к жизни. Если вам понравится мой перевод или книга, напишите об этом. Мне будет приятно и понятно, что нужно продолжать.
Я привожу перевод первой главы, введение не менее познавательно, но мне не терпелось показать вам самое лучшее.
«Письма из Таиланда»
Ботан
Письмо №1 Корабль Хай Ванг
12 августа 1945 года Суо Тао (Шан Тоу) в Бангкок
7-й месяц, 6-й день
Год Петуха
Моя любимейшая и уважаемая матушка,
Прежде, чем вы прочтете это письмо, ваш сын уже будет в Таиланде. Я планирую писать каждые несколько дней, пока я на корабле, и отправить их, когда мы прибудем, примерно через две недели. Каждое письмо будет пронумеровано, так что вы сможете прочитать их в надлежащем порядке.
Я поднял голову с подушки на койке только сегодня. У меня ужасная морская болезнь. Сенг пострадал из нас меньше всего, и уже через сутки ему уже стало достаточно хорошо, так что он мог насмехаться над всеми нами, особенно надо мной. Вы же знаете, каков он. Как странно, что некоторые люди находят подобающим смеяться над другими, страдающими.
Бедного Кима укачивает сильнее всех — могли бы вы подумать о таком? Он уверен, что умрет раньше, чем мы доплывем до Таиланда, и никто раньше так не страдал, и так далее, и тому подобное.
Когда я болел, воспоминания о семье и нашей деревне кружились в моей голове. Я постоянно думал о вас и младшем брате. Я не посмел попрощаться с вами, но я чувствую себя виноватым за то, что вот так сбежал. Сможете ли вы меня простить? Вы уже прочитали записку, которую я оставил на кухонном столе. Пожалуйста, постарайтесь понять мою мечту. Я должен стараться изо всех сил, как вы меня и учили. Вы дали мне столь много, матушка. C этих пор я сам выбираю путь, и я буду стараться чтить предков своим образом жизни.
Корабль размером со всю деревню По Ленг, с тысячей людей на борту! Мы с друзьями спим на нижней палубе, как сельди в бочке. Совсем не как вторая или третья группа китайцев, кто отправился в Таиланд, им хватило и на кабины, и на хорошую еду. Нам не хватило на такую роскошь после оплаты проезда и иммиграционных расходов, цены на которые растут с каждым годом. Я молюсь, что когда-то я смогу вернуться за тобой в По Ленг, и что мы повторим этот путь вместе уже в настоящей кабине. И что у нас будет свинина каждый день, дорогая матушка, а не сушеные соленые овощи, которые нам дают.
Морской воздух отличается от нашего, соленый, горький и не особо приятный. Сегодня грузовой менеджер корабля сказал мне, что соленая вода — лучшее средство для кожных заболеваний и порезов, и также он сказал, что сладкая еда неполезна. Что вы об этом думаете?
“Это так, малыш — сказал он. — Сладкое неполезно. У тайцев есть поговорка: “Сладкое приводит к болезням, а горькое — к выздоровлению”.
“Меня зовут Тан Суанг У, а не малыш”, — раздраженно возразил я.
“Прошу прощения, Суанг У! — сказал он с доброй улыбкой. — Это прекрасное имя. Означает “алмаз”. Да ниспадет удача на твое имя!”.
“Я тоже надеюсь на это”, — ответил я, жалея о своем неуважительном ответе. Его зовут Ло Йонг Чуа. Он большой мужчина возрастом около сорока лет, с квадратным лицом и крепким телосложением. Он добрый, несмотря на строгую внешность, и когда мальчики болеют, он дает им лекарство. Всем он нравится.
“Что ты будешь делать, когда доберешься до Бангкока?”, — спросил он.
“Я не уверен. Я покинул ферму и взошел на судно из-за письма, которое мой друг Сенг получил от дяди из Бангкока. Его дядя сообщает, что можно начать с овощной фермы или небольшого бизнеса. Будучи бережливым, можно посылать деньги домой и прилично жить самому. Так что я тоже решил поехать”, — неожиданно, без предупреждения, я почувствовал, что начинаю плакать. Слова, которые я сказал ему, были почти те же слова, что я написал вам, когда покинул дом… тоска по дому хуже морской болезни. Я попросил прощения и убежал на нижнюю палубу, чтобы не опозориться. Но позже тем же днем Ло Йонг Чур окликнул меня и помахал рукой, когда я собирался ужинать с Сенгом и Кимом. После ужина я почувствовал себя храбрым настолько, что подошел в грузовой офис, чтобы вновь с ним побеседовать. Он сделал дружеское замечание о моей “морской болезни”, а затем пригласил присесть, пока он копировал записи в огромной бухгалтерской книге.
“Ходил ли ты в школу, Суанг У?”.
“Я даже не знаю, как выглядит школа, сэр”.
“Как жаль. Если бы ты мог читать и писать, я бы мог помочь тебе. У меня есть двоюродный брат в Бангкоке, которому нужен мальчик для помощи с бухгалтерией. Брат импортирует товары длительного хранения и продукты из Китая и продает их оптом. Я обещал ему присмотреть многообещающего паренька в этой поездке, который подошел бы на эту работу. Ты знаешь, Суанг У, если ты не умеешь читать и писать, ты найдешь только работу разнорабочего”.
“Но я могу”
“Можешь что?”
“Я могу читать и писать. Моя матушка меня научила”
“Твоя матушка, как же так? Я полагал, что она работает на ферме. Она учит чтению и правописанию? Что это за бедняки живут у вас в деревне?”
“Мой отец был фермером — сейчас он уже умер. Но до того, как матушка вышла за него замуж, она была компаньонкой дочери благородного семейства. Те разрешили ей учиться со своими детьми, но когда дочери вышли замуж и переехали, в матушке больше не нуждались. Она вышла замуж за моего отца, и с тех пор жила на ферме. Она начала учить меня читать и писать, когда мне было пять, и я прочитал много книг, но у меня никогда не было шанса использовать образование, которое она дала мне. Сэр, вот почему я пришел к вам. Чтобы попросить совета”
Он с любопытством взглянул на меня, впервые за долгое время. Затем он закрыл бухгалтерскую книгу, поднялся, и начал медленно расхаживать взад и вперед около своего стола. Наконец он заговорил. “Замечательная история, — сказал он тихо, все еще изучая меня со своеобразным выражением лица. — Пойди раздобудь ручку и бумагу. Я хочу посмотреть, как это удалось твоей матушке”
Я поторопился выполнить эту просьбу. Худшее произошло, когда я обнаружил, что моя ручка пропала. (Вещи “пропадали” на этом корабле чрезвычайно легко). В отчаянии я сгреб несколько листов и бросился назад к Йонг Чуа. Когда я начал извиняться за ручку, он помахал рукой, словно развеивая мои тревоги, и подарил мне ручку, которой я и пишу это письмо. Вы можете видеть, какую тонкую линию она оставляет. Внутри у нее тонкая трубка с чернилами, которые вытекают за раз лишь по чуть-чуть. Это чудесная ручка, и я собираюсь всегда хранить ее. Я знаю, что стоит мне положить ее на этом корабле, как она мгновенно “пропадет”. Я даже сплю с ней, пряча ее под рукой.
Йонг Чуа диктовал и я писал. Первая часть его диктанта была сложной: какие-то абзацы, которые он запомнил из “Трех королевств”. Затем он диктовал бизнес-письма, которые придумывал сам: о посылках с сушеными сливами, миндальными конфетами, сушеными лилиями, китайскими цветами и всякими разностями. В конце мне пришлось добавить цены. Это было так легко! Вы мне диктовали то же самое вечерами за кухонным столом, для письменной практики. Это всегда казалось игрой, не имеющей ничего общего с настоящей работой.
“Отличный почерк!, — сказал он, улыбаясь и проверяя мою работу. — Если бы твое письмо было еще лучше, ты бы мог сойти за своего среди жителей Тео Чиу как выпускник старшей школы”.
Каким гордым я почувствовал себя, и еще более гордым за вас. Большинство мальчишек на корабле вовсе не могут читать или писать. Сенг может немного писать, но его правописание страдает, каждая линия сползает. Спасибо, матушка.
Через несколько дней после диктанта Йонг Чуа он спустился в комнаты мальчиков в поисках меня. Я был один и читал.
“Суанг У, я думал о бухгалтерской работке у моего двоюродного брата. Его зовут Ло Нгуен Тхонг — он хороший человек. Я знаю, что он тебе понравится. Если хочешь, я напишу ему письмо с рекомендацией. Ты заслуживаешь этой работы… если, конечно, у тебя нет родственников в Бангкоке”
“Нет, сэр, никого. Только дядя моего друга Сенга, Тэ Лим. Если вы можете написать это письмо, я буду крайне признателен, сэр”
“Не нужно смущаться, Суанг У. Видишь ли, у меня нет семьи. Так что мне в удовольствие присматривать за вами. Разрешишь ли ты мне такое удовольствие? — он улыбнулся. — Моя — моя жена и сын умерли в Таиланде после большого потопа три года назад. Нет, нет, не стоит грустить. У меня было время, что принять это, хотя, признаюсь, сразу после того мне было тяжело. Видишь ли, вместе с водами потопа, пришла и болезнь. Для некоторых из выживших утопление было бы более легкой смертью нежели тиф”.
Я открыл рот, чтобы заговорить, но он поднял руку, дав мне знак молчать.
“Сейчас я начинаю чувствовать себя как прежний я. Из-за вас в том числе. Не удивляйся. Мне нравится с тобой говорить, учить тебя. Ты умный мальчик, с тобой я снова смеюсь. Немного мальчиков здесь как ты — у очень немногих есть стремление и возможности, и только одного из этого недостаточно. Это то, что твоя великолепная мать не смогла тебе дать, но ей и не нужно было этого делать. Сейчас — хотя начну ли я говорить, то, что хотел тебе сказать? — он застыл и нервно потер подбородок. — У тебя нет отца, и у меня нет сына. Я хочу, чтобы ты стал моим усыновленным сыном, Суанг У. Я хочу помочь тебе хорошо устроиться в Бангкоке, — Он быстро отвернулся от меня и сказал, — Обдумай это, пожалуйста. Не говори ничего сейчас” — и вышел.
Я был поражен. Никогда я не мог представить, что он думает о таком. Он был добр ко мне, это правда, он многому научил меня, но он был добр ко всем и помогал всем, кто к нему обращался. Я почувствовал огромный комок в горле. Когда я перестану плакать каждый раз, когда я очень счастлив или сильно грущу?
Я сказал “да” Ло Йонг Чуа, и надеюсь, что вы не рассердитесь на меня. Я буду называть его отцом, но я всегда буду использовать свой собственный сэ Тан, не сэ Ло, потому что у меня есть собственные предки, которых нужно чтить, и память о настоящем отце, которого я искренне люблю.
Йонг Чуа учит меня многому о жизни в Бангкоке, и я учусь называть его отцом, что не так сложно, как я думал.
Одним ярким ветреным днем мы поставили стол и две скамьи на палубе для того, чтобы я практиковался на счетах. После часа работы, мы затолкали скамьи назад, и отец принялся рассказывать мне о Бангкоке, что так или иначе он делает каждый день. Все, что мы делаем или видим напоминает ему о чем-либо в Бангкоке, о чем мне стоит узнать.
“Не говори никому, что ты не был в школе, — сказал он. — Просто говори, что можешь читать и писать, и пусть сами догадываются. Я учу тебя, как использовать счеты, и ты уже знаком с многим из бухгалтерского дела. Этого достаточно. Никто не будет сомневаться, что ты был в какой-то школе”.
“Не должен ли я быть горд тем, что меня учила мать?”
“Это не то, что я сказал. Я сказал, ты не должен об этом говорить — и есть разница. Видишь ли, в Таиланде больше уважения отдается дипломам, нежели умениям. Им хочется видеть кусок бумаги, который подтверждает, что ты посещал такие-то предметы в школе такое-то количество лет. С ней ты найдешь работу где угодно, даже если ты не умеешь считать до пяти. Среди старших китайцев это не столь важно, но более молодые получали образование в Бангкоке — и некоторые из них начали думать как тайцы, помоги им Бог. Есть смысл в том, чтобы посылать детей учиться в тайские школы, я не отрицаю. Но когда они не могут ценить трудолюбие, это никуда не годится”
“И не говори никому, что твоя мать работала служанкой, потому что в Таиланде полно людей, которые лучше будут воровать, чем пойдут прислуживать. Они не хотят чувствовать себя ниже. Я хочу, чтобы ты мог поладить с тайцами и китайцами, как с отцами, так и с сыновьями.”
На следующий день произошел позорный инцидент. Я даже не хочу вам его описывать, но я боюсь, что Сенг напишет свой матери, и вы услышите только его версию.
Ким и я пришли на палубу подышать свежим воздухом и прогуляться. Сенг подошел к нам вместе с группой крепких парней. “Эй, Суанг У. — заорал он, — Я думаю, мужчины, проводящие все время в море не избалованы женской компанией. У тебя такая симпатичная мордашка, наверное, “Отец” думает, ты замена что надо!”
Он засмеялся и повернулся к друзьям, которые тоже засмеялись как группа дрессированных мартышек. Я старался проигнорировать его, хотя голова у меня загудела. Отец работал, и Сенг наверняка об этом знал, иначе бы он не посмел такое говорить.
“Сенг, ты знаешь, это чушь, — сказал Ким сквозь сжатые зубы. — Говорить так — привлекать неприятности, большие неприятности!”.
Сенг его проигнорировал. “Эй, милашка! — настаивал он, — Как там практика на счетах? Целует ли он тебя, когда отвечаешь верно?”.
Вот тогда я побежал через палубу и ударил его в лицо. Прежде чем я мог опомниться, мы уже катались по палубе и молотили друг друга в окружении скандирующих парней.
“Покажи ему, Суанг У! — проорал Ким во всю мощь своих легких. — Покажи ему, кто тут настоящий мужчина!”.
Я победил, но я этим не горжусь. Сенг всегда был вспыльчивым, но до этого момента я ладил с ним, игнорируя эту особенность. Я должен был сразу понять, что он просто завидует, и, вероятно, через день или два он про это забудет. Но теперь мы враги, и он здесь один только из По Ленг, не считая Кима.
Сенг скорчился на палубе, пряча лицо после драки; кровь капала из носа. “Чтобы ты сдох в Таиланде! — всхипнул он. “Чтобы ты там сдох от голода! Знать не хочу ни тебя, ни твоего друга Кима. Мой дядя Лим не поможет тем, кто оскорбил его племянника, я вам обещаю!”
“Оставь себе дядю Лима, Сенг, — сказал я. — Но не думай, что я буду злопамятен. Мы из одной деревни, и это важнее, чем твое поведение, важнее, чем драка. Мы и раньше дрались”
“Убирайся к черту! — проревел он. — Я никогда этого не забуду. Ты продался Йонг Чуа как ящик сушеных слив”. Потом он с трудом встал, вытер окровавленные руки о рубашку и побрел прочь.
Не волнуйтесь, матушка. У меня есть рекомендация Йонг Чуа его двоюродному брату в Бангкоку, и мне не придется голодать в угоду гневу Сенга ни в Таиланде, ни где-либо еще.
Отец вероятно не слышал о драке, потому что он пришел спустя несколько минут посмотреть, чем я занимаюсь, и никогда не упоминал об этом. “А, снова пишешь матушке, — сказал он. — Славно, славно, нельзя забывать о таких обязанностях. И не забывай, — добавил он со странной улыбкой, — матери любят знать обо всем в подробностях”.
Прошло девять дней с тех пор, как я писал последний раз. Этим вечером я на палубе, наблюдаю за закатом. Если я буду писать долго, мне придется одолжить масляную лампу. В море ночь иная. Как бы мне ее описать? Очень пугающе быть окруженным одной только тьмой. В По Ленг даже в безлунные ночи мы могли видеть лампу соседа, сияющую на удалении. Но здесь ничего нет, и легко вообразить, что мы плывем в бесконечной вечной тьме.
У многих мальчиков последнюю неделю вид отсутствующий или встревоженный, и я думаю, что они боятся того же. Они постоянно жалуются на продолжительность путешествия. Те, кто оставил жен в Китае, теперь жалеют, а те, кто взял их с собой, довольны этим.
Нынче день Осеннего фестиваля, и у меня есть, что рассказать вам интересного. Мы не отдавали дань уважения предкам, как мы делаем дома. Вместо этого все встали до рассвета и собрались у алтаря на носу корабля, где мы отдали дань уважения Богу моря, Богу корабля и духам тех, кто умер без потомков.
Я заметил, что на алтарь поместили только уток и гусей, хотя на борту были огромные корзины с курицами. Когда я упомянул об этом в разговоре с отцом, он рассмеялся. “Курицы, Суанг У? Ты когда-нибудь видел, чтобы курицы плавали? Неподходящее подношение Богу Моря!”. Ну что я за дурак. Еще они поставили то, что я ни разу не видел — маринованные яйца! Отец говорит, что это древняя китайская традиция. Наверное, у нас никогда не оставались яйца, которые можно было бы замариновать.
Кажется, что мы вот-вот праздновали Новый Год в По Ленг, а уже прошло шесть месяцев с того замечательного дня. Я помню как встал очень рано, прокрался по дому, чтобы не разбудить вас и приготовил утренний чай. Затем я молился в одиночестве у семейного алтаря, в прохладной неподвижности восхода. Позже мы направились вместе в город, что делаем редко, и это путешествие я не забуду никогда. Я все еще храню деньги, которые вы подарили мне на Новый Год, и я не потрачу их. Чтобы оплатить проезд до Бангкока, я использовал деньги, которые заработал, помогая соседям пересаживать рис.
Огни судна сияют на море, ночь наступает, но думаю, я успею закончить письмо до того, как все поглотит темнота. Небольшие волны сияют как чешуя в солнечном свете, когда рыба выпрыгивает из воды. Я вспомнил о гигантском карпе, которого младший брат выловил из ручья прошлой весной… вы помните, как он помчался домой через поле, прыгая и крича? Готов поспорить, что ему в жизни больше не попробовать такой вкусной рыбы, и каждый год карп будет становиться больше и жирнее. (Я могу представить его прямо сейчас). Я шлю свою любовь вам обоим через широкое черное море, и внезапно я чувствую страх, что все, что я любил, осталось позади. Станет ли это когда-либо снова частью моей жизни?
Позор мне! Я должен заставить себя думать о будущем. Восхитительно понимать, что скоро я стану бухгалтером! (Ну, клерком в любом случае). Кто бы мог подумать? И вы сможете позволить себе немного роскоши, когда я смогу посылать деньги домой.
Мы, китайцы, везем с собой родину в сердцах и воображении. У меня нет причины грустить, и даже если мне придется когда-то жить среди рыжеволосых иностранцев, я все еще будут Суанг У из деревни По Ленг. Когда мне будет одиноко, это должно быть моей первой мыслью.
Когда я написал последние слова, отец появился позади меня, говоря, что Таиланд уже можно разглядеть, а затем убежал. Неужели и вправду?
“И нам повезло, — выкрикнул он, убегая, — Мы скребем о дно, что означает, что до утреннего подъема воды мы останемся здесь. Комары будут отвратительные!”
Внезапно я почувствовал комаров на шее и руках. Еще до того, как я пришел сюда, мальчики жаловались на них. Как я мог не понять, что мы близко к земле? Вот, это первый признак Бангкока — комары, полчища комаров. Если бы они действовали организованно, то могли бы донести нас до берега по одному.
